— Мама постриглась, — ответила Лаки, уловив молчаливую подсказку Брэда. — Тебе нравится?

Джулия бросилась к отцу и обхватила его за ногу, нуждаясь, видимо, в его ободрении. Брэд Вагнер погладил дочь по голове. Этот естественный жест, свидетельствующий о любви и близости, усугубил в Лаки чувство вины.

— Джулия немного напугана, — пояснил Брэд. Лаки подошла поближе и опустилась перед девочкой на колени, вспомнив слова Грега о том, как надо обращаться с испуганными животными: стань ниже, чтобы твои глаза оказались на уровне их глаз.

— Хеле, хеле, — позвала она тихонько. — Иди ко мне. Иди к маме.

Зеленые глаза Джулии расширились, и она сделала два медленных, неуверенных шажка.

— Мамочка? Где ты была?

— Не важно. Я же вернулась, — ответила Лаки. Дочь уже была на расстоянии вытянутой руки, и Лаки ничего так не хотелось, как прижать ее к груди. Наконец Джулия улыбнулась и бросилась в ее объятия. Крохотные ручонки обвили шею Лаки, губы мазнули по одной щеке, потом по другой. Прижав к себе теплое тельце, Лаки крепко зажмурилась.

Через несколько секунд она разжала веки. В глазах стояли слезы, в горле — тугой ком.

— Не плачь, мамочка. — Джулия смахнула с ее ресниц слезинку. — Я поцелую тебя — и все пройдет. — Она чмокнула Лаки в подбородок и озабоченно уставилась на нее.

Лаки лишилась дара речи. Она ощущала могучий прилив неизведанных чувств, которые, очевидно, и назывались любовью. Этот ребенок был ее плотью и кровью! Невинное создание, лучшая ее частица...

— Джулия, ты не доела, — напомнил ей отец. — С мамой все будет хорошо.

Лаки выпустила Джулию, и та снова забралась на свой стул. Брэд подал Лаки руку, помогая ей встать. Она заглянула ему в глаза, слишком переполненная чувствами, чтобы говорить.

— Садись с нами. Хочешь перекусить?

Лаки помотала головой и смахнула слезы. Меньше всего ей сейчас хотелось есть. Гораздо интереснее было наблюдать за дочерью, расправлявшейся с куриной ножкой. Интересно, кто научил ее пользоваться вилкой?

Сколько всего она уже никогда не вспомнит! Как впервые увидела свое новорожденное дитя, как Джулия делала первые шаги как выговорила первое словечко... — Такие воспоминания все матери хранят как зеницу ока, а она лишилась их навсегда.

Раньше Лаки убеждала себя, что прошлое не имеет значения, и старалась зажить новой жизнью. Сейчас она поняла, почему поступала так. Она боялась, что ее прошлое окажется пугающим, уродливым; боялась, что была в прежней жизни проституткой, а уж никак не матерью.

Однако от прошлого не сбежишь. Любуясь Джулией, Лаки мысленно оплакивала утраченные драгоценные моменты — воспоминания о дочери.

Почувствовав на себе взгляд Брэда, она выдавила улыбку. Ей нужно было задать ему уйму вопросов об их отношениях, о причинах своего бегства. Но пока Джулия уплетала свою курицу, ей было не до расспросов. Для серьезного разговора им с Брэдом надо остаться наедине.

— Не забудь про овощи, милая, — напомнил Джулии отец.

Девочка наколола на вилку горошину и медленно поднесла ее ко рту. Лаки поневоле расплылась в улыбке: было ясно, что Джулия, как большинство детей, ненавидит горошек. Чего еще она не любит? Чего еще не помнит о ней родная мать?

— А ей обязательно нужен горох? — спросила у Брэда Лаки. — Она ведь его не любит. Может, лучше попросить моркови? Ты любишь морковь, детка?

Джулия посмотрела на Лаки, как на помешанную, потом перевела удивленный взгляд на отца. Брэд, казалось, удивился не меньше.

— Но ты ведь всегда настаиваешь, чтобы она ела то, что лежит на тарелке. И твердишь, что не хочешь, чтобы она превратилась в принцессу на горошине.

Лаки подумала, что ребенок в такой состоятельной семье действительно рискует вырасти избалованным.

— Все равно, пускай в честь моего возвращения Джулия обойдется без горошка.

Брэд удивленно приподнял брови, но потом улыбнулся, и она поняла, что впервые видит его улыбку. Улыбка была пленительной и очень ему шла. Лаки не удержалась и тоже улыбнулась.

Джулия покончила с курицей, со звоном отбросила вилку и потянулась за стаканом молока, но слишком поторопилась. Стакан опрокинулся, молоко залило тарелку.

Джулия уставилась на Лаки, вытаращив глаза и зажав ладошками уши. Секунда — и она расплакалась. Лаки бросилась ее утешать.

— Не плачь, детка! Подумаешь! Все в порядке. Мы закажем еще молочка.

Но Джулия зарыдала еще громче, по-прежнему зажимая уши. Что с ней? Из-за какого-то молока... Брэд поспешно забрал девочку у Лаки и погладил по голове. Оказавшись у Брэда на руках, она сразу затихла.

— В чем дело? — недоуменно спросила Лаки.

— Когда она что-нибудь случайно прольет или разобьет, ты всегда на нее кричишь, — ответил Брэд укоризненным тоном.

— Неужели? — Ей стало стыдно. Какая же она после этого мать? Вот Сара никогда не кричит на свою малышку.

— Извини, я... — Она окончательно растерялась. Джулия заморгала мокрыми ресницами.

— Скажи мне, мамочка, скажи!..

— Что сказать, милая? — Она погладила дочь по щеке. — Мама побывала в аварии и многого не помнит. Так что давай, помогай. Что ты хочешь от меня услышать?

Джулия улыбнулась.

— Ты должна сказать: помни, я тебя люблю. Лаки тяжело перевела дух. Боже! «Помни, я тебя люблю»... Какая же она все-таки эгоистка! Все это время она воображала, будто эти слова ей шептал возлюбленный. А оказывается, она сама произносила их, прося прощения за вспыльчивость!

— Иногда у тебя бывает слишком бурная реакция, — спокойно объяснил Брэд. — Ты сердишься, кричишь на Джулию, но быстро остываешь и всегда говоришь потом, что любишь ее.

Лаки попыталась улыбнуться дочери, но губы ее дрожали, и улыбка получилась вымученной.

— Мама жалеет, что раньше кричала на тебя. Я больше так не буду, честное слово!

Джулия смотрела на нее расширенными глазами.

— Я тебя люблю, мамочка.

Во второй раз за считанные минуты у Лаки на глазах выступили слезы. Видимо, она так часто кричала на бедняжку, что девочка привыкла к этим приступам ярости и все равно продолжала ее любить...

— Я люблю тебя, Джулия. Я обещаю, что никогда не буду на тебя кричать.

На лице Брэда появилось странное выражение.

— Я отнесу Джулию поспать, и мы поговорим.

— Мама, ты будешь здесь, когда я проснусь?

— Конечно!

— Больше не пропадай, мамочка...

Брэд унес Джулию, прежде чем Лаки успела ей ответить. Да и что тут было сказать? Она пребывала в полной растерянности, но одно знала твердо: Джулия должна быть уверена, что мама никогда больше ее не покинет.

Внезапно ее пронзила новая мысль: а как же быть с Грегом? Ведь если она хочет остаться с дочерью, ей придется отказаться от любимого! Так ничего и не решив, Лаки глядела на заходящее солнце и вспоминала свои вспышки гнева. Обычно ей удавалось сдерживаться. Кем же она была раньше, если не жалела родное дитя?

Очень просто: женщиной в зеркале!

Все это время Лаки уповала на то, что отвратительная мегера в зеркале не отражала ее подлинной сущности. Она говорила себе, что неприятное впечатление порождалось нелепой прической и затравленным взглядом: та женщина смотрела зверем, потому что боялась...

Увы, все это были пустые отговорки. Нужно признать страшную правду: женщина в зеркале — это она.

«Ненавижу себя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

— Я улетаю в Гонолулу сегодня вечером, десятичасовым рейсом, — сообщил Брэд, вернувшись. — Думаю, для Джулии будет лучше, если завтра утром она, как обычно, пойдет в детский сад. Так что ее я собираюсь взять с собой.

— А я? — прошептала Лаки.

Брэд откашлялся и неуверенно повел плечами. Лаки понимала, как ему нелегко. Очевидно, она не только изводила дочь, но и доставляла невыносимые страдания мужу.

— Ты? Я не знаю, чего ты хочешь. Моя обязанность — заботиться о благе Джулии.

— Но я тоже хочу, чтобы ей было хорошо! — воскликнула Лаки, снова готовая расплакаться. — Нельзя ее терзать.