— А свою фамилию ты знаешь?

— Что такое «фамилие»?

— Где ты живешь?

— В шкафу.

Грег не сломался и не зарыдал, даже когда его жена погибла в автокатастрофе. Но сейчас он чувствовал себя раздавленным. Он догадывался, что пришлось пережить Лаки, — ведь и его самого с детства преследовали похожие демоны. Только он был постарше, посильнее духом. А Лаки приняла мучения совсем малышкой. К тому же, рядом с ней не оказалось тогда ни одной близкой души...

— Скажи, а папа у тебя есть? Лаки покачала головой.

— Может быть, ты знаешь, как зовут маминых друзей? — спросила врач.

Грег понимал, что ей не хочется опускать руки, хотя ее усилия явно кончились провалом. Маленькая Лаки не помнила ничего, что могло бы помочь ее опознанию.

— Не знаю, — всхлипнула она.

— Хватит! — Грег вскочил. — Разве вы не видите, что все это превратилось в бесполезную пытку?!

Форенски сокрушенно покачала головой и приказала Лаки уснуть на несколько минут, а Грег все никак не мог прийти в себя. Как хорошо он представлял ее мучения! Его детство тоже нельзя назвать безоблачным, но у него, по крайней мере, был Коди. Лаки же поджаривалась на этой адской сковороде в одиночку.

Доктор Форенски встала и пригласила его выйти с ней из комнаты, чтобы дать Лаки поспать. Грег щелкнул пальцами, но Доджер не шелохнулся.

— Ладно, можешь побыть с ней. В коридоре Форенски сказала:

— Кажется, я знаю, почему Лаки не в состоянии вспомнить свое имя. Не вызывает сомнений, что она подвергалась в детстве жестокому обращению, от которого страдало не только тело, но и рассудок.

— Это еще мягко сказано! Мамаша так часто орала ей: «Заткнись!», что она решила, будто это и есть ее имя. — Грег вошел следом за врачом в кабинетик с окнами на стоянку. — Неудивительно, что теперь эна не может уснуть, если не спрячется в шкаф.

— Неужели? — Форенски присела за стол. — Расскажите поподробнее.

Грег описал, как нашел Лаки в стенном шкафу.

— Ей было страшно, но она сама не знала, чего боится. О матери она не говорила, поэтому я решил, что опасность грозит ей в настоящем.

— Это тоже не исключено: она ведь и в самом деле не осознает, что конкретно вызывает у нее страх. Когда человек спит, в его мозгу происходит бессознательное перетасовывание воспоминаний, накопленного опыта. А что тасовать мозгу Лаки? Неудивительно, что ее подсознание сосредоточено на перенесенной в детстве психической травме, раз у мозга отсутствует иная пища. Постепенно эти сны станут посещать ее реже и реже. Появятся новые переживания, и мозг сосредоточится на них.

— Могу лия чем-то ей помочь?

— Конечно. Если кто-то и может, то только вы. Пока Лаки не найдет родных — если они у нее есть, — вы останетесь самым важным человеком в ее жизни. По-моему, кроме всего прочего, она в вас влюблена.

Грег вскочил, подошел к окну и уставился на автомобильную стоянку.

— Но я не хочу, чтобы она меня любила!

— Неужели?

Грег не ответил. Сказать по правде, он теперь не знал, как относиться к Лаки. Перед сеансом гипноза он убеждал себя, что единственная его цель — избавиться от нее. Но потом он взглянул на Лаки другими глазами и так растрогался, что уже ничего не мог понять. Ведь он-то воображал, что давно окаменел!

Форенски продолжила, тактично обходя щекотливую тему чувств:

— Так вот насчет имени... Дети, подвергавшиеся жестокому обращению в семье, часто убегают из дому. Уличная жизнь сурова, но это все же лучше, чем прежние мучения. Чтобы выжить, многие беглецы вынужденно обращаются к наркотикам или проституции. Кажется, вы говорили, что Лаки была одета, как проститутка?

— Да. — Грег обернулся и хмуро взглянул на нее. — Она походила на проститутку не только видом, но и повадками.

— Если наша гипотеза верна, это многое объясняет. Видите ли, такие женщины часто меняют имя. Возможно, Лаки меняла его неоднократно и в своем теперешнем состоянии просто не способна вспомнить имя, данное ей при рождении.

Грегу стало совсем худо, но он нашел в себе силы холодно кивнуть, словно происходящее не вызывало у него особого интереса. На самом деле он был оглушен. Лаки являла собой причудливый сплав невинности и сексуальности. Здравый смысл с самого начала подсказывал, что у нее были мужчины, и немало. Но ему так не хотелось, чтобы это оказалось правдой.

— Не отчаивайтесь, — сказала врач напоследок. — Как говорится, что ни делается, все к лучшему. Травмы головы часто коренным образом меняют личность

пострадавшего. Учитывая, какой могла быть прежняя жизнь Лаки, случившееся дает ей прекрасный шанс все начать с чистого листа.

13

Лаки опасливо покосилась на Грега. Несколько минут назад они покинули клинику, закончив длинный разговор с доктором Форенски. Грег хранил непонятное молчание, и по его лицу, как всегда, ничего нельзя было понять. «Ему бы стать профессиональным шулером, — подумала Лаки. — Никто не догадался бы сейчас, что за карты у него на руках».

Она отвернулась к окну, твердя про себя, что ей нет дела до его настроения. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что отныне следует полагаться только на саму себя.

Сеанс гипноза утомил и разочаровал Лаки. Она так и не узнала своего имени, зато открыла,

что родная мать не любила ее, более того — судя по всему, едва не угробила...

В душе разверзлась неописуемая пустота, и она не знала, чем ее заполнить. Словно заклинание, Лаки повторяла про себя неизвестно чьи слова: «Помни, я тебя люблю». Кто же ее любит? И почему этого любящего человека нет рядом, когда она так отчаянно в нем нуждается?

Лучше забыть все это, не оглядываться назад и думать только о будущем.

— Итак, доктор Форенски считает, что в детстве я подвергалась жестокому обращению, сбежала из дому и стала то ли наркоманкой, то ли... еще кем-то?

Лаки не могла назвать саму себя проституткой, не могла думать о себе так дурно. И все-таки она прекрасно понимала, что это может оказаться правдой. Судя по рассказу Грега о ее поведении в ту ночь, когда он ее нашел, это объяснение было наиболее вероятным. И, уж во всяком случае, он-то наверняка думает о ней именно так...

Грег пожал плечами.

— По крайней мере, она дала более достоверное объяснение, чем кто-либо до нее. Ты не можешь назвать свое имя, потому что их у тебя было много.

Не потому ли ей захотелось назваться фамилией «Бракстон», принадлежать ему? Но неужели она не чувствовала, что он мечтает от нее отделаться? Кроме того, даже находясь под гипнозом, Лаки осознавала, где находится, и видела рядом с собой Грега. Значит, у нее просто не было сил скрывать потаенные мысли?

Грега вдруг охватила непонятная усталость. Он съехал на обочину и, выйдя из машины, поманил Лаки за собой на край скалы, с которой открывался вид на остров. С такой высоты мир казался словно поделенным на две части. С одной стороны раскинулся голубой океан, с другой — все оттенки зеленого спектра: салатовые сахарные плантации, ярко-зеленые посадки ананасов, изумрудные заросли дикого папоротника. Надо всем этим высился буро-зеленый вулкан Халеакала, заслонивший половину лазурного небосвода.

Грег долго молчал, любуясь величественной панорамой, потом негромко произнес:

— Этой ночью я не слышал, чтобы ты плакала. Тебе удалось уснуть на кровати?

Лаки хотела было соврать, но, вспомнив советы врача, решилась на правду. Кем бы она ни была, чем бы ни занималась до аварии, это больше не имело значения. Ей представился шанс начать жить заново, и она собиралась использовать его достойно. А хорошие люди не лгут, тем более своим спасителям.

— Нет, я опять спала в шкафу. — Заглянув ему в глаза, она увидела выражение, которое, как ни печально, можно было назвать только жалостью. — Но после сеанса это не должно повториться! Теперь я точно знаю, чем вызваны мои страхи. Все это осталось в прошлом, в детстве. Мне больше нечего бояться и незачем прятаться.